С другой стороны, поворот исполнения имеет и свое материальное выражение, поскольку в рамках соответствующих процедур происходит возврат спорящих сторон в первоначальное состояние путем принудительного перемещения материальных благ (денежных средств, иного имущества) от истца к ответчику. Соответствующие отношения при условном абстрагировании от их процессуальной составляющей (и того факта, что «реституция» сторон производится при участии государства в лице суда и судебного пристава-исполнителя) могут быть описаны на материально-правовом языке, с использованием категорий гражданского, налогового, трудового и т.д. права, иллюстрацией чему могут служить самые элементарные примеры. Так, взыскание денежного долга из долговой расписки в случае отмены вынесенного решения и принятия судебного акта в пользу ответчика может быть описано в категориях неосновательного обогащения (гл.60 Гражданского кодекса РФ). Принудительная передача вещи по якобы существующему между ответчиком и истцом договору в условиях, когда наличие такого договора опровергнуто итоговым судебным актом, может рассматриваться как порождающая у ответчика виндикационное притязание (ст. 301 ГК РФ). Необоснованное взыскание налога, налоговых пени или штрафа – как приводящая к возникновению требования из статьи 79 Налогового Кодекса РФ (далее – НК РФ).
Вследствие этого возникает принципиальный вопрос о том, в каком ключе необходимо квалифицировать эту имущественную составляющую отношений сторон по повороту исполнения судебного акта. Следует ли игнорировать их материально-правовой элемент и исключать применение к ним соответствующих положений материального права, замыкая истца и ответчика на правила, содержащиеся в вышеуказанных процессуальных законах. Либо же рассматривать процессуальные нормы о повороте исполнения лишь в качестве служебных, то есть устанавливающих процедурную рамку для осуществления обратных притязаний ответчика к истцу, в то время как сами эти притязания квалифицировать в их обычном материально-правовом качестве (т.е. как кондикцию, виндикацию, требование по возврату излишне взысканного налога и т.д.) – с тем только уточнением, что фактом-основанием их возникновения будет являться исполнение впоследствии отмененного решения суда.
Вне зависимости от того или иного научного подхода к данному вопросу, – здесь могут быть высказаны различные суждения, – важно понимать, как на него отвечают суды при рассмотрении конкретных дел и при формулировании руководящих разъяснений (на уровне высших судов), ибо от этого зависит целый ряд практических последствий, связанных с применением соответствующего правового института. Проиллюстрируем это рядом примеров.
Во-первых, различное понимание правовой природы притязания ответчика по возврату необоснованно взысканного (далее – «реституционное притязание», «реверсивное притязание») предопределяет неоднозначность в вопросе о том, является ли процедура поворота исполнения единственной процессуальной формой, предназначенной для преодоления имущественных последствий судебной ошибки в отношениях между истцом и ответчиком. Если настаивать на специальной природе реверсивного притязания, задачей которого является исключительно restitutio ad integrum (т.е. устранение факта действия ошибочного решения вне зависимости от материально-правовой картины происходящего), предусмотренный ст.ст.325 – 326 АПК РФ, ст.ст. 443 – 445 процессуальный порядок должен восприниматься в качестве эксклюзивного для достижения вышеуказанной цели. Если, напротив, видеть в нем обычное материально-правовое требование, пригодное к квалификации в качестве кондикционного, виндикационного и т.д., нельзя исключать возможность использования обычных средств защиты для его осуществления, а именно – иска (кондикционного, виндикационного и т.д.). При том, что заявление о повороте исполнения, с этой точки зрения, представляется пускай и пригодным (а в смысле быстроты и удобства – оптимальным), но не исключительным средством преодоления последствий материального действия ошибочного решения.
Во-вторых, различное понимание природы реверсивного притязания допускает существование различных подходов к вопросу о том, возможно ли обременение истца не только обязанностью по возврату ошибочно присужденного, но и дополнительными обязанностями, связанными с удержанием им недолжно полученного. Опять-таки, исключение соответствующего притязания из числа функционирующих по общим правилам материального законодательства допускает в числе возможных вывод о том, что возврат недолжно полученного исчерпывает бремя имущественных обязанностей истца перед пострадавшим ответчиком. В то время как обратный взгляд открывает дорогу для присуждения истца не только к «реституции», но и к возмещению убытков (ст. 393 ГК РФ), уплате процентов годовых (ст. 395, п.2 ст. 1107 ГК РФ), возврату полученных доходов и плодов (п.1 ст. 1107, ст. 303 ГК РФ) и т.д. Наконец, возможен и промежуточный взгляд, согласно которому дополнительные обязательства, хоть и возникают, однако не в момент недолжного перемещения материальных благ от ответчика к истцу по ошибочному судебному акту, а в момент принятия и вступления в законную силу судебного акта о повороте исполнения.
В-третьих, различное понимание природы реверсивного притязания ставит вопрос о том, как соотносятся между собой нормы процессуального права, регулирующие порядок их осуществления, и нормы соответствующих материально-правовых институтов, в терминах которых такие притязания могут быть выражены. Наиболее очевидным примером здесь является коллизия между п.3 ст.1109 ГК РФ, согласно которой заработная плата и приравненные к ней платежи и другие денежные суммы, предоставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки, не могут рассматриваться в качестве неосновательного обогащения и не подлежат возврату, и ч.3 ст. 445 ГПК РФ, согласно которой возврат ошибочно присужденной работнику заработной платы допускается без ограничений в случае, если решение, на основании которого был осуществлен соответствующий платеж, было отменено в порядке апелляционного пересмотра.
Исследование того, как эти и ряд других вопросов, касающихся института поворота исполнения, решаются на практике, и будет составлять предмет настоящего мониторинга. Объем работы, естественно, не предполагает охвата всего диапазона суждений, высказанных судами при разрешении конкретных дел, однако является достаточно репрезентативным для того, чтобы у читателя сформировалось общее представление об имеющихся трендах. Изученные материалы могут рассматриваться в качестве эмпирической основы для последующих научных изысканий по описанной проблематике, а также как вспомогательный источник для принятия решений по возможному реформированию института поворота исполнения в будущем.
1. Правовая природа реверсивного притязания
По вопросу о правовой природе реверсивного притязания суды высказывают различные точки зрения. С одной стороны, существует целый ряд источников, в рамках которых требования ответчика о возврате недолжно полученного истцом рассматриваются как разновидность обычных материально-правовых притязаний, возникающих в связи с нарушением имущественной сферы обладателя соответствующих материальных благ, что допускает возможность их стандартной материально – правовой квалификации (напр., как требований из неосновательного обогащения). С другой стороны, есть тенденция рассматривать соответствующие отношения в качестве специфических, находящихся за пределами регулирующего воздействия стандартных материально-правовых институтов. Как правило, суды, придерживающиеся соответствующей точки зрения, характеризуют правоотношения по возврату неосновательно присужденного в качестве «исполнительских», противопоставляя последние таким типичным, опосредующим защиту пострадавшего собственника правоотношениям, как правоотношения по кондикции, виндикации и т.д.
Примером, демонстрирующим первый из вышеобозначенных подходов, может явиться Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14.12.2010 №3809/07 по делу №А55-11607/2005, который указал на то, что притязание ответчика по возврату недолжно присужденного на основании судебного решения о взыскании налоговых санкций может быть квалифицировано в материально-правовом смысле как требование о возврате излишне взысканного налога (ст. 79 НК РФ). Аналогичная точка зрения высказана в Определении Верховного Суда РФ от 29.07.2016 года №310-КГ-3264 по делу №А54-2135/2015.
Суды более низких уровней также во многих случаях разделяют соответствующее воззрение. Так, в Постановлении Арбитражного Суда Московского округа от 20 апреля 2015 г. по делу N А40-50476/14-87-325 указано на то, что требование ответчика к истцу по возврату ошибочно присужденной в рамках гражданского дела денежной суммы может быть квалифицировано в качестве неосновательного обогащения (гл. 60 ГК РФ). Другим примером может послужить Постановление Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 26 июня 2014 г. № Ф03-672/2014 по делу № А51-16673/2013, в котором суд указал буквально следующее: «…постановление суда апелляционной инстанции по тому же делу было отменено, а дело направлено на новое рассмотрение, основания для принудительного исполнения судебного акта отпали с момента отмены названных актов ввиду отсутствия вступившего в законную силу судебного акта. <…> Таким образом, денежные средства в размере 20 661 608,24 руб., полученные обществом по исполнительным листам и добровольно не возвращенные до момента поворота исполнения судебного акта, были приобретены без должного правового основания и являлись неосновательным обогащением в силу положений статьи 1102 Гражданского кодекса РФ» (подчеркивание – Д.В.).
Противоположный подход продемонстрирован в Определении Верховного Суда РФ от 29.08.2016 №35-КГ16-16, в котором рассматривался вопрос о применении нормативных положений главы 60 ГК РФ к отношениям между истцом и ответчиком в связи с поворотом исполнения судебного акта. Верховный Суд РФ признал невозможным такое применение именно со ссылкой на то, что соответствующие отношения не могут быть квалифицированы в качестве гражданско-правовых, а обладают специфической природой sui generis (т.н. исполнительские отношения). В частности, Верховный Суд РФ указал: «выплата Смирнову Р.А. суммы 155 190 руб. 04 коп. произведена ответчиком в порядке исполнения судебного решения по исполнительному листу, то есть в рамках исполнительских правоотношений, а не гражданско-правовых обязательств, в связи с чем положения пункта 3 статьи 1109 Гражданского кодекса Российской Федерации в данном случае не подлежат применению к отношениям, связанным как с исполнением решения суда, так и с поворотом исполнения решения суда». Аналогичная мотивировка содержится в Определении Верховного Суда РФ от 12.10.2015 №16-КГ15-22.
Подобный взгляд встречается и в решениях судов других уровней. Так, отвечая отрицательно на вопрос о взыскании с истца процентов годовых (в рамках настоящего мониторинга данный вопрос будет подробно проанализирован дополнительно) за период удержания денежных средств, присужденных по впоследствии отмененному судебному акту, Пятый арбитражный апелляционный суд обосновал соответствующую позицию следующим образом: «спорные отношения обусловлены исполнением судебного акта и не характеризуются признаком автономии воли их участников в лице взыскателя и должника; денежные средства не могут являться неосновательным обогащением, так как были получены истцом по установленному законом основанию» (Постановление Пятого арбитражного апелляционного суда от 11.03.2012 по делу №А51-23940). Это свидетельствует о нежелании суда рассматривать отношения по возврату полученных по отмененному судебному решению денежных средств в качестве кондикционных, что в свою очередь, является основанием для неприменения к ним правил п.2 ст.1107 ГК РФ о взыскании с истца процентов годовых за период незаконного их (денежных средств) удержания. В дальнейшем, однако, указанный судебный акт был отменен Постановлением Президиума ВАС РФ от 21.01.2014 №9040/13.
Надо отметить, что в настоящее время этот второй взгляд, не допускающий квалификацию полученных по отмененному судебному акту денежных средств в качестве неосновательного обогащения, должен быть признан скорее маргинальным. Это связано с принятием Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 г. №7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств», в пункте 59 которого возможность взыскания с истца процентов годовых в связи с несвоевременным возвратом ошибочно присужденных денежных средств, обосновано ссылкой на п.2 ст. 1107 ГК РФ. Тем самым Верховный Суд РФ признал кондикционную материально-правовую природу реверсивного притязания ответчика. Однако данный подход не выдерживается Верховным Судом РФ последовательно (см.выше), что дезориентирует нижестоящие суды и приводит к принятию целого ряда абсурдных решений.
Примером таких «нелепых» казусов может явиться практика судов Карачаево-Черкесской Республики (см. Постановление Президиума Верховного Суда Карачаево-Черкесской республики от 08 октября 2015 года по иску ООО «КБ «Система» к Хыбыртову К.К., Постановление Президиума Верховного Суда Карачаево-Черкесской республики от 08 октября 2015 года по иску ООО «КБ «Система» к Украинскому Н.Г.), в рамках которой требования о возврате денежных средств, списанных с заявителя во исполнение впоследствии отмененного уголовного приговора, не удовлетворялись судами со ссылкой на то, что произведенное на основании приговора исполнение не может рассматриваться в качестве неосновательного обогащения взыскателя (ибо приговор, действительный на момент взыскания, действовал). В свою очередь, отсутствие в уголовно-процессуальном законодательстве института, аналогичного повороту исполнения, фактически блокировало для истца возможность восстановления своих имущественных прав.
Таким образом, выведение суммы, полученной на основании ошибочного судебного акта, за рамки регулятивного воздействия норм гл.60 ГК РФ практически привело к абсурдной ситуации, когда пострадавшее лицо лишалось возможности восстановить свои права в суде. Это потребовало вмешательства со стороны Верховного Суда РФ, который в данном случае был вполне последователен, указав на ошибочность вынесенных нижестоящими инстанциями судебных актов, и на необходимость применения к отношениям сторон положений ст. 1102 ГК РФ, что предопределило правомерность заявленного реверсивного требования, которое было квалифицировано с материально-правовой точки зрения, как кондикционное (см. Определение Верховного Суда РФ от 12.07.2016 г. №30-КГ16-2, Определение Верховного Суда РФ от 12.07.2016 г. №30-КГ16-3).
2. Альтернативность процессуальной формы реализации реверсивного притязания
Тесно примыкающей к рассмотренной выше проблеме является вопрос о том, может ли реверсивное требование ответчика к истцу являться предметом судебного осуществления в рамках самостоятельного процесса. Либо же институт поворота исполнения является единственно пригодной для этого процессуальной формой. Потребность в инициировании самостоятельного процесса может возникнуть у пострадавшего должника, например, в ситуации, когда наряду с реверсивным притязанием он хочет предъявить взыскателю связанные с ним дополнительные требования (например, о выплате процентов годовых), выходящие за пределы собственно реституции взысканного по судебному акту. Желание получить полную защиту в рамках одного разбирательства (в котором будет рассмотрено как само реверсивное требование, так и связанные с ними требования дополнительные), т.е. без размытия по двум разным процедурам (взыскание тела долга – в процедуре поворота исполнения, а дополнительных требований – путем самостоятельного иска) и может служить для пострадавшего ответчика мотивом для объединения своих притязаний в рамках единого иска.
Надо отметить, что подходы судебной практики к данному вопросу менялись с течением времени, хотя на данный момент их следует считать в целом устоявшимися. Возобладала та точка зрения, согласно которой пострадавший ответчик вправе самостоятельно решать, какой формой защиты ему следует воспользоваться – самостоятельным иском или заявлением о повороте исполнения.
Изначально, однако, складывалась противоположная практика. Так, в Постановлении ФАС Московского округа от 20.05.2004 №КГ-А40/3591/04 указывалось на то, что возврат сторон в первоначальное состояние не может производиться путем предъявления иска о неосновательном обогащении, поскольку в условиях, когда первоначальный переход спорных материальных ценностей происходил на основании действующего судебного акта, нельзя говорить о неосновательном обогащении (т.е. отсутствуют условия для удовлетворения соответствующего иска). На недопустимость взгляда об альтернативности иска о неосновательном обогащении и заявления о повороте исполнения судебного акта указывал и Высший Арбитражный Суд РФ, определяя процедуру поворота исполнения в качестве самостоятельной и эксклюзивной формы восстановления прав пострадавшего ответчика: «восстановление прав общества "Газпром" при таких обстоятельствах должно осуществляться через суд посредством специально предусмотренных в процессуальном законодательстве правил о повороте исполнения судебного акта (применительно к актам судов общей юрисдикции статьями 430 - 432 ранее действовавшего Гражданского процессуального кодекса РСФСР и статьями 443 - 445 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации)» (Постановление Президиума ВАС РФ №10680/04 от 02.11.2004).
Аналогичная точка зрения была высказана и в ряде других судебных актов. Например, в Постановлении Федерального арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 04.08.2005 года по делу №А74-4045/04 было указано, что «полученная Банком по исполнительному листу в размере, превышающем сумму взыскания на 80 633 рубля 73 копейки, и подлежащая возврату в связи с изменением судебного акта, не является суммой неосновательного обогащения, оснований к возникновению обязательства из неосновательного обогащения (сбережения) в соответствии с положениями главы 60 Гражданского кодекса Российской Федерации не имеется. <…> Восстановление прав ООО «Скандинав» при указанных обстоятельствах должно осуществляться через суд посредством специально предусмотренных в процессуальном законодательстве правил о повороте исполнения судебного акта. Согласно статье 4 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации заинтересованное лицо вправе обратиться в арбитражный суд за защитой своих нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов в порядке, установленном настоящим Кодексом. Не реализовав возможность защиты своих прав по правилам о повороте исполнения судебного акта, ООО «Скандинав» необоснованно использует материально-правовой способ защиты своих прав в процессуальном правоотношении» (подчеркивание – Д.В.). Сходная позиция – см. Постановление Федерального арбитражного суда Волго-Вятского округа от 13 января 2010 г. по делу № А43-13777/2009.
Следует отметить, что подход об эксклюзивности института поворота исполнения, как средства преодоления имущественных последствий ошибочно вынесенного, но исполненного судебного акта, встречается также и в текущей практике. Примером этого является Апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда от 28.07.2016 N 33-13948/2016 по делу N 2-1893/2016. Однако в этом судебном акте содержится существенное отличие от приведенных выше постановлений, которые рассматривали иск о неосновательном обогащении как ненадлежащий способ защиты пострадавшего истца в материальном смысле (и отказывали в его удовлетворении по существу). Санкт-Петербургский городской суд пошел еще дальше, посчитав, что у пострадавшего ответчика отсутствует само право на предъявление кондикционного иска, так как вопрос о восстановлении его законных интересов, нарушенных приведением в исполнение ошибочного решения, решается в другой процедуре. Руководствуясь этими соображениями, Санкт-Петербургский городской суд указал, что само возбуждение производства по такому иску должно считаться противоправным, идущим вразрез с пунктом 1 части первой стать 134 ГПК РФ.
Несмотря на это, основным трендом судебной практики, сложившимся, в том числе стараниями высших судов, является подход, согласно которому иск (в частности, иск о неосновательном обогащении) и заявление о повороте исполнения являются альтернативными формами защиты интересов пострадавшего ответчика. Суды, правда, зачастую говорят о том, что речь идет не о двух формах судебной защиты (исковой и упрощенной), а о двух альтернативных способах защиты, что создает такое впечатление, что нормы процессуального закона о повороте исполнения (напр., ст. 325 – 326 АПК РФ) и нормы о неосновательном обогащении должны рассматриваться в качестве однопорядковых (а не дополняющих друг друга как содержание – глава 60 ГК РФ, и возможная, наряду с исковой, форма реализации – ст.325 – 326 АПК РФ). Такие рассуждения, в частности, присутствуют в Определении ВАС РФ от 28.09.2011 г. № ВАС-12562/11 по делу № А40-172892/09-105-1226: «Суды указали, что правоотношения сторон по возврату денежных средств, перечисленных во исполнение судебного акта в порядке исполнительного производства, регулируются статьями 325, 326 АПК РФ на основании заявления о повороте исполнения, однако это не исключает право истца на выбор иного способа защиты нарушенного права, в частности, право требовать возврата имущества (денежных средств), полученных ответчиком по исполненному, но впоследствии отмененному судебному акту. Таким образом, настоящий иск был правомерно рассмотрен в соответствии с положениями статей 1102, 1107 Гражданского кодекса Российской Федерации» (подчеркивание – Д.В.).
В целом же рассматриваемый подход об альтернативности иска и заявления о повороте исполнения стал доминирующим благодаря уже упомянутому выше Постановлению Президиума ВАС РФ от 14.12.2010 г. №3809/07, принятому по налоговому спору, в рамках которого налогоплательщиком был предъявлен иск о возврате суммы налоговых пени, взысканных в рамках другого дела по отмененному впоследствии судебному решению. Президиум ВАС РФ сформулировал в нем правовую позицию, согласно которой «лицо, чьи права нарушены, вправе требовать их защиты любыми способами, установленными законом, в том числе и путем предъявления заявления в порядке, предусмотренном статьей 325 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, о повороте исполнения судебного акта, в связи с этим общество вправе было обратиться как с самостоятельным требованием к инспекции о возврате из бюджета неосновательно полученных денежных средств, так и направив заявление о повороте исполнения решения от 27.12.2005» (подчеркивание – Д.В.).
Приверженность данному подходу была продемонстрирована и Верховным Судом РФ, который в Определении от 29.07.2016 №310-КГ-3264 по делу №А54-2135/2015, рассуждая о повороте исполнения судебного акта, пояснил, что «в отношении дел, связанных с уплатой налогоплательщиками налогов, пеней и штрафов, такой способ защиты нарушенного права может быть использован лицом, чье право нарушено, наряду с возможностью заявления самостоятельного требования к налоговому органу о возврате из бюджета неосновательно полученных денежных средств».
Применительно к гражданским требованиям тезис о взаимозаменяемости заявления о повороте и кондикционного иска также можно встретить в актах Верховного Суда РФ. Так, в Определении от 06.12.2016 г. №305-ЭС16-16006 по делу №А40-182074/2015 Верховный Суд положительно оценивает указано, что суд первой инстанции «руководствовался положениями статей 1102 - 1105 Гражданского кодекса Российской Федерации <…> и исходил из того, что наличие нормы статьи 325 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации не исключает возможность предъявления лицом, исполнившим впоследствии отмененный судебный акт, самостоятельных, основанных на положениях статьи 1102 Гражданского кодекса Российской Федерации, исковых требований».
На уровне окружных арбитражных судов приверженность данной правовой позиции может быть продемонстрирована на примере Постановления Арбитражного Суда Московского округа от 20 апреля 2015 г. по делу N А40-50476/14-87-325, Постановления Арбитражного суда Северо-Западного округа от 12.09.2017 N Ф07-8951/2017 по делу N А56-79786/2016, Постановления Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 26 июня 2014 г. № Ф03-672/2014 по делу № А51-16673/2013, Постановления Арбитражного суда Северо-Западного округа от 20 декабря 2013 г. по делу № А21-4681/2010, Постановления Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 24.10.2012 по делу № А73-1400/2012 и др.
Существование альтернативных средств (форм) осуществления реверсивного притязания – посредством предъявления самостоятельного иска и в рамках процедуры поворота исполнения – порождает вопрос о том, как соотносятся данные средства (формы) между собой с точки зрения центрального для гражданского судопроизводства принципа тождества. Речь идет о том, допускается ли предъявление самостоятельного иска о возврате недолжно полученного на основании судебного решения в условиях, когда заявителю отказано в повороте исполнения. Не будет ли, при фактической неизменности сторон (истец и ответчик), оснований (неосновательное перемещение материальных благ по впоследствии отмененному решению) и предмета соответствующего требования (возврат перемещенного материального блага в хозяйственную сферу первоначального ответчика), предъявление иска – в условиях, когда заявление о повороте уже рассмотрено и по нему вынесено то или иное решение (или наоборот), – нарушать правило, согласно которому один и тот же спор не может быть предметом повторного рассмотрения судом (п.2 ч.1 ст.134 ГПК РФ, п.2 ч.1 ст.127.1 АПК РФ).
В практике отсутствует однозначное разъяснение по данному вопросу. Вплотную к его обсуждению суд приблизился при рассмотрении дела №А40-182074/15, по обстоятельствам которого ответчик, осуществив исполнение по впоследствии отмененному судебному акту, предъявил иск о неосновательном обогащении после того, как ему было отказано в осуществлении поворота исполнения в рамках первоначального дела (см. Постановление Арбитражного суда Московского округа от 25.11.2015 по делу №А40-62797/14). При этом в повороте было отказано по той причине, что итоговое решение по делу, однозначно устанавливающее статус суммы, перечисленной по отмененному судебному акту, еще не было принято (т.е. по мотиву преждевременности данного заявления). Ответчик попытался преодолеть отказ в повороте исполнения посредством предъявления самостоятельного иска (который также рассматривался в условиях отсутствия итогового решения по первоначальному делу). В удовлетворении данного иска было отказано; суд округа (Постановление Арбитражного суда Московского округа от 11.08.2016 N Ф05-11231/2016 по делу N А40-182074/15) подтвердил правомерность решения нижестоящего суда со следующей формулировкой: «суд апелляционной инстанции верно отметил, что при применении положений статьи 325 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и положений Гражданского кодекса Российской Федерации о неосновательном денежном обогащении для защиты прав ответчика, нарушенных в результате исполненного судебного акта, который впоследствии был отменен или изменен, указанные нормы процессуального и материального права должны применяться во взаимосвязи с тем, чтобы избежать неопределенности и рассогласованности правового регулирования, так как данные нормы регулируют сходные правоотношения. При этом отмена исполненного судебного акта и направление дела на новое рассмотрение не образует юридической обязанности по возврату полученных взыскателем по такому акту денежных средств. Отказ в удовлетворении заявления стороны по делу о повороте исполнения судебного акта не может быть преодолен путем обращения с самостоятельным иском о взыскании неосновательного обогащения. Судебная коллегия суда кассационной инстанции соглашается с тем, что при отмене исполненного решения суда от 24.11.2014 по делу N А40-62797/14 и до принятия нового судебного акта по делу о полном или частичном отказе в иске <…> не имеется оснований для вывода о том, что полученные ответчиком денежные средства являются неосновательным денежным обогащением и удерживаются им неправомерно, в связи с чем не имеется оснований для применения положений статьи 1102 Гражданского кодекса Российской Федерации» (выделение – Д.В.).
Данная мотивировка интересна тем, что, во-первых, суд указывает на то, что при альтернативности средств защиты ответчика (иск о неосновательном обогащении и заявление о повороте исполнения), условия удовлетворения заявленного им реверсивного притязания остаются неизменными – в частности, такое требование должно, в любом случае, считаться заявленным преждевременно, если по первоначальному делу не вынесен итоговый судебный акт об отказе в удовлетворении требований истца. Во-вторых, несмотря на это предъявление самостоятельного иска в ситуации, когда вопрос о повороте исполнения уже рассмотрен, не образует нарушения принципа тождества – такой иск должен быть рассмотрен по существу и в его удовлетворении должно быть отказано.
Другая ситуация, при которой перед судами ставился вопрос о преждевременности поворота исполнения, имела место в деле №А72-4876/2013, по обстоятельствам которого в отношении сторон бы принят и впоследствии исполнен судебный акт о применении последствий недействительности сделки. В рамках исполнения данного судебного акта одна из сторон возвратила своему контрагенту полученную по недействительной сделке технику (имущество в натуре), а другая – денежные средства. В дальнейшем данное решение в части применения последствий недействительности сделки было отменено, в связи с чем потребовалось разрешить вопрос о повороте исполнения. При этом сторона, получившая по первоначальному судебному решению технику (и находившаяся в состоянии банкротства), пыталась воспользоваться предусмотренным ст. 359 ГК РФ правом удержания и субординировать требования, связанные с поворотом исполнения. Оно указывало на то, что вначале в его адрес должен быть произведен возврат ошибочно взысканных денежных средств и лишь затем – у него изъята техника.
Суд округа (Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 17.10.2017 г. №Ф06-24834/2015 по делу № А72-4876/2013) счел такой подход не соответствующим закону, а Верховный Суд РФ (Определение Верховного Суда РФ от 09.04.2018 №306-ЭС15-7380) поддержал его со ссылкой на то, что, претендуя на поворот исполнения, лицо, незаконно лишившееся имущества (техники) в результате исполнения ошибочного судебного акта, фактически реализует принадлежащее ему виндикационное притязание (ст.302 ГК РФ). В свою очередь, противоположная сторона не вправе удерживать вещь со ссылкой на ст. 359 ГК РФ, так как она вступила во владение ею противоправно. Таким образом, ссылка на преждевременность осуществления поворота в части возврата имущества является недопустимой, а субординация реверсивных требований сторон – не производится.
Отметим, что данные судебные акты напрямую говорят о том, что поворот исполнения является формой реализации виндикационного требования и к отношениям спорящих сторон в этой части применяются соответствующие положения материального законодательства.
При этом, однако, осуществление виндикации в рамках процедуры поворота исполнения возможно лишь в ситуации, когда соответствующее требование существует между первоначальными участниками спора. В ситуации, когда взысканная по впоследствии отмененному решению вещь была отчуждена в адрес третьего лица, поворот исполнения – для восстановления положения пострадавшего ответчика – становится непригодным инструментом. Он должен предъявлять самостоятельный виндикационный иск к такому третьему лицу (см. Определение Верховного Суда РФ от 25 мая 2015 г. №305-ЭС15-1030).
3. Добровольность исполнения судебного акта и поворот исполнения
На практике также возник вопрос о том, подлежит ли применению институт поворота исполнения судебного акта в ситуации, когда соответствующее исполнение было произведено вне рамок исполнительных процедур, то есть не принудительно – в узком понимании этого слова.
В целом ряде судебных решений этот вопрос решался отрицательно (см., напр., Постановление ФАС Поволжского округа от 19.01.2010 по делу №А55-11607/05, Постановление Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 16.10.2015 по делу №А54-2135/2014), то есть суды отказывали в повороте исполнения в ситуации, когда решение исполнялось ответчиком добровольно. Иными словами, суды, по сути, рассматривали такое исполнение в качестве признания правомерности заявленных исковых притязаний.
Однако такая квалификация является крайне спорной, ибо в условиях, когда ответчик, пускай и исполняет вступивший в законную силу судебный акт, однако продолжает его обжаловать – говорить о признании им заявленных истцом требований вряд ли уместно. В таком случае более вероятной каузой совершаемого ответчиком предоставления является не тот допроцессуальный юридический состав, который продекларирован во вступившем в законную силу судебном акте, а лишь нежелание со стороны ответчика подвергнуться дополнительным мерам процессуального принуждения (напр., взыскание исполнительного сбора), которые воспоследуют в случае неисполнения судебного акта в добровольном порядке. Иными словами, говорить о добровольности в такой ситуации можно лишь условно, ибо само по себе наличие судебного акта, предписывающего ответчику совершить определённые действия, свидетельствует о принудительности совершаемого им исполнения.
Руководствуясь этими соображениями, вышестоящие суды последовательно отменяют решения более низких в судебной иерархии судов, отказывающих производить поворот со ссылкой на добровольность произведенного ответчиком исполнения судебного акта. Примером таких судебных актов может послужить Постановление Президиума ВАС РФ от 14.12.2010 №3809/07, в котором указано, что «предусмотренный в указанной статье Кодекса институт поворота исполнения судебного акта призван восстановить права ответчика, которые были нарушены в результате исполнения судебного акта, впоследствии отмененного судом вышестоящей инстанции или тем же судом, пересмотревшим дело по вновь открывшимся обстоятельствам. При этом все действия должника, производимые в рамках судебного процесса и направленные на добровольное исполнение предъявленного к нему требования, законность которого подтверждена решением суда, следует рассматривать в качестве исполнения судебного акта» (подчеркивание – Д.В.). Аналогичное решение из практики Верховного Суда РФ – см. Определение Верховного Суда РФ от 29.07.2016 №310-КГ16-3264 по делу №А54-2135/2014.
Тесно связанным с этим является вопрос о допустимости применения процедуры поворота исполнения в ситуации, когда исполнение судебного решения производится в рамках иных административных процедур, нежели исполнительное производство. В качестве примера такой процедуры могут выступать регламенты, предусмотренные статьей 78 и 79 НК РФ (возврат излишне уплаченных/излишне взысканных налогов), Федеральным законом «О таможенном регулировании в РФ» №311-ФЗ от 27.11.2010 (возврат таможенных платежей), когда решение суда о возврате плательщику сумм налоговых/таможенных переплат осуществляется по соответствующим правилам материального законодательства о возврате излишне уплаченных/взысканных фискальных платежей. Это порождает вопрос о том, можно ли квалифицировать такой платеж, пускай и совершенный в рамках административной процедуры, в качестве исполнения судебного решения, к которому применимы правила о повороте исполнения (в случае, если такое решение будет впоследствии отменено).
Суды, руководствуясь широким пониманием категории «исполнение судебного акта», отвечают на данный вопрос положительно. Так, Арбитражный суд Северо-Западного округа (Постановление от 02.03.2018 №Ф07-1010/2018 по делу №А56-93507/2015) указал: «вступивший в законную силу судебный акт может и должен быть исполнен добровольно даже в отсутствие исполнительного листа, а обязательность решения суда и необходимость его неукоснительного соблюдения и исполнения не должны зависеть от факта возбуждения исполнительного производства. При этом, как правильно указал апелляционный суд, все действия должника, направленные на добровольное исполнение предъявленного к нему требования, законность которого подтверждена решением суда, следует рассматривать в качестве исполнения судебного акта. С учетом изложенного доводы Общества о том, что взысканные таможенным органом на основании оспариваемых требований платежи были возвращены заявителю не в порядке исполнительного производства, а в соответствии с процедурой возврата, предусмотренной Законом N 311-ФЗ, не имеют правового значения и правомерно отклонены судами. При этом независимо от того, в каком порядке произведен возврат Обществу спорной суммы таможенных платежей, из дела не следует и, соответственно, у судебных инстанций не имелось оснований полагать, что такой возврат был обусловлен какими-либо иными обстоятельствами, кроме принятых по настоящему делу решения от 14.06.2016 и постановления от 14.11.2016, в дальнейшем отмененных кассационной инстанцией» (подчеркивание – Д.В.). Указанный подход был поддержан Верховным Судом РФ (см. Определение Верховного Суда РФ от 11.05.2018 №307-КГ17-6546).
Такой широкий взгляд на категорию «исполнение судебного решения» (включающий в нее добровольное исполнение судебного акта за пределами собственно исполнительных процедур) породил на практике вопрос о том, возможно ли применение процедуры поворота исполнения в ситуациях, когда ответчик произвел исполнение по имущественным притязаниям истца еще до вступления в законную силу судебного акта о взыскании с него суммы долга, продолжая при этом возражать против заявленных в отношении него требований. [Мотивом (каузой) такого поведения могло явиться желание ответчика посредством производимой уплаты снять с себя риск начисления санкций (неустойки, процентов годовых) на сумму долга в период рассмотрения дела в суде.] Допустимо ли при таких обстоятельствах применить процедуру поворота исполнения, если итоговое решение будет принято в пользу ответчика и будет свидетельствовать об отсутствии у него долга. В Постановлении Арбитражного суда Северо-Западного округа от 12.03.2018 N Ф07-1318/2018 по делу N А21-3107/2015 на данный вопрос отвечено отрицательно с указанием на то, что поворот исполнения применяется только в отношении сумм, уплаченных в виду и во исполнение вступивших в силу, но впоследствии отмененных судебных актов, а не в преддверии их принятия.
4. О привлечении истца, приведшего в исполнение ошибочный судебный акт, к мерам гражданско-правовой ответственности
Вопрос о привлечении истца, предъявившего ко взысканию исполнительный лист, выданный на основании вступившего в законную силу судебного решения, к гражданско-правовой ответственности в случае последующей отмены данного решения был поставлен практикой применительно к такой мере ответственности, как проценты годовые по ст. 395 ГК РФ.
Данный вопрос разрешен в утвердительном ключе в пункте 59 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 г. №7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств», который, при этом, содержит различные правила о начале момента начисления процентов годовых:
- в стандартных ситуациях проценты начинают начисляться не с момента приведения в исполнение первоначального решения, а с момента принятия итогового судебного акта по делу, которым спор окончательно разрешается по существу,
- в ситуациях, когда первоначальное решение принято в ситуации явной недобросовестности истца (допустившего, например, фальсификацию доказательств, впоследствии выявленную) – проценты начисляются с момента приведения этого первоначального решения в исполнение.
Данное разъяснение порождает целый ряд практических вопросов.
Во-первых, что считать моментом принятия итогового судебного акта по делу, которым спор разрешается по существу, - то есть стартом для начала начисления процентов. В ситуации, когда первоначальное решение отменяется судом кассационной инстанции, и при этом данный суд не направляет дело на новое рассмотрение, а выносит окончательное решение об отказе в иске, особой проблемы не возникает – нет каких-либо сомнений, что именно постановление суда кассационной инстанции будет являться итоговым решением по делу, а его вынесение свидетельствует о возникновении обязанности уплачивать проценты. Вопрос касается тех случаев, когда суд кассационной инстанции пускай и отменяет первоначальный судебный акт, однако воздерживается от вынесения нового решения по делу, передавая его на новое рассмотрение.
Решая данный вопрос, практика складывается таким образом, что подразумеваемым в разъяснениях Пленума ВС РФ итоговым постановлением является постановление суда апелляционной инстанции об отказе в удовлетворении иска, принимаемое при повторном рассмотрении дела (см. напр., Постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 28.07.2016 по делу N А38-1151/2016, Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 27.06.2016 N Ф09-4648/16 по делу N А76-10393/2015, Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.12.2017 N 13АП-25491/2017 по делу N А56-22849/2017). Естественно в том случае, когда в иске было отказано при повторном рассмотрении судом первой инстанции, решение которого в апелляционном порядке не обжаловалось, исходной точкой для начисления процентов будет являться день истечения срока на апелляционное обжалование (см., напр. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 23.12.2016 N Ф04-5867/2016 по делу N А46-2704/2016).
Во-вторых, возникает вопрос о том, исчерпывается ли перечень экстраординарных случаев, в которых момент начала начисления процентов совпадает с датой приведения решения в исполнение, теми ситуациями, которые указаны в тексте Постановления Пленума ВС РФ (фальсификация доказательств, приведшая к вынесению заведомо неправосудного решения).
На этот последний вопрос практика отвечает отрицательно, указывая, в частности на то, что проценты будут течь с этого же момента и в иных случаях явной недобросовестности истца – например в случае, когда истец предъявил ко взысканию исполнительный лист уже после того, как постановление суда нижестоящей инстанции было отменено в кассационном порядке (см. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21.01.2014 №9040/13, о сохранении силы высказанной Президиумом ВАС РФ позиции – см. Определение Верховного Суда РФ от 16.05.2016 по делу N 309-ЭС15-19396).
В целом же, после принятия соответствующего разъяснения суд придерживаются высказанной Верховным Судом РФ в пункте 59 Постановления №7 от 24.03.2016 позиции. В качестве примера можно привести Постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 07.05.2018 N 11АП-3640/2018 по делу N А55-30728/2017, Постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 28.04.2018 N 11АП-3660/2018 по делу N А55-30730/2017, Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 26.01.2018 N 13АП-28677/2017 по делу N А56-26319/2017, Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.12.2017 N 13АП-25491/2017 по делу N А56-22849/2017, Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 16.05.2017 N 13АП-6318/2017 по делу N А56-79786/2016, Апелляционное определение Московского городского суда от 20.11.2017 по делу N 33-47235/2017, Апелляционное определение Ставропольского краевого суда от 27.07.2016 по делу N 33-5311/2016 и т.д.
Суды общей юрисдикции, однако, иногда отказывают во взыскании процентов по ст.395 ГК РФ в связи с произведенным поворотом исполнения в случае, когда первоначальное присуждение производилось по иным, нежели гражданско-правовые, основаниям – например, в рамках трудового спора. Так, в Постановлении Президиума Оренбургского областного суда от 24.04.2017 №44г-54/2017 указано, что: «отношения между работником С.Н. и работодателем ОАО "Гайский горно-обогатительный комбинат" (с 20 ноября 2015 года ПАО "Гайский горно-обогатительный комбинат") изначально и в последующем при возврате денежных средств в порядке поворота исполнения решения суда не являются гражданско-правовыми, а потому к ним не могут быть применены положения статьи 395 Гражданского кодекса Российской Федерации. <…> При вышеуказанных обстоятельствах обжалуемые определения в части взыскания с С.Н. процентов за пользование чужими денежными средствами по статье 395 Гражданского кодекса Российской Федерации нельзя признать законными и обоснованными» (подчеркивание – Д.В.). Данная правовая позиция может быть поставлена под сомнение, так как особая (в данном случае – трудо-правовая) природа требований истца, удовлетворенных первоначальным решением, теряет свое значение в ситуации его отмены и, следовательно, взысканные истцом денежные средства не могут считаться приобретенными по трудо-правовым основаниям, что указывает на их неосновательное получение, соответствующее признакам, закрепленным в ст. 1102 ГК РФ.
Практика взыскания процентов за незаконное пользование денежными средствами истцом в связи с приведением в исполнение ошибочного судебного акта исходит из того, что для удовлетворения соответствующих притязаний ответчика последний должен предъявить самостоятельный иск (см., в частности, Определение ВАС РФ от 23 ноября 2012 г. №ВАС-11052/09 по делу № А53-3598/2008, Определение Верховного Суда РФ от 25.05.2015 №305-ЭС15-1030 по делу №А40-43320/2011, Постановление Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 04.04.2016 г. по делу № А64-6874/2012, Постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 28.07.2016 по делу N А38-1151/2016). Это связано с тем, что по мнению судов процедура поворота исполнения имеет сугубо реституционную направленность и не предназначена для предъявления дополнительных требований, возникающих в связи с совершённой судебной ошибкой. Однако встречаются и такие дела, где проценты были взысканы непосредственно в рамках процедуры поворота исполнения (см., напр., Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 20.12.2013 г. по делу № А21-4681/2010).
Следует отметить, что изложенная в пункте 59 Постановления №7 от 24.03.2016 года позиция Пленума Верховного Суда РФ нуждается в своем доктринальном осмыслении, ибо не до конца очевидно, почему обязанность платить проценты годовых возникает не в момент отмены первоначально исполненного решения (например, в кассационном порядке), а именно в момент вынесения итогового решения по делу (что может иметь место спустя длительное время после отмены первоначального акта, например, когда дело было направлено на новое рассмотрение в нижестоящий суд).
В практике судов, складывавшейся до принятия соответствующих разъяснений встречались случаи, когда суды начинали исчислять проценты годовых именно с момента отмены первоначального решения – безотносительно того, что итоговое решение по делу еще не вынесено и взысканная денежная сумма находится в «подвешенном», спорном состоянии (см., например, Постановление Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 26.06.2014 г. № Ф03-672/2014 по делу № А51-16673/2013). Как представляется, подход Пленума ВС РФ нельзя обосновать ссылкой на ст. 325 АПК РФ, и ст. 445 ГПК РФ о том, что поворот исполнения производится только после вынесения итогового решения по делу (и, следовательно, проценты также начинают начисляться с этой даты). Данные нормы имеют процессуальное значение, указывая не на момент возникновения неосновательного обогащения и обязанности по его возврату (возникновение данной обязанности должно определяться по правилам материального, а не процессуального закона), а лишь на тот юридический факт, при наступлении которого реверсивное притязание ответчика приобретает способность быть осуществленным в рамках исполнительных процедур. Проблематично также обосновывать соответствующий подход и ссылками на добросовестность взыскателя (что также исключило бы привлечение его к ответственности), которая может иметь место лишь постольку, поскольку действует принятый в его пользу судебный акт, но должна сразу же утрачиваться после его отмены – когда взысканная им сумма вновь приобретает характеристики спорной. Представляются недостаточными для обоснования позиции Верховного Суда РФ и ссылки на принцип правовой определенности, которые можно найти в судебных актах, воспроизводящих сделанное Верховным Судом РФ разъяснение (см. Постановление Арбитражного суда Московского округа от 09.11.2016 N Ф05-16072/2016 по делу N А40-252139/2015). Это связано с тем, что данный принцип опять-таки имеет свое значение лишь постольку, поскольку имеет место действующий законный акт, обладающий свойствами res judicata. Однако после его отмены, «испаряется» также и обусловленная соответствующим судебным актом правовая определенность, которая, следовательно, не может более оправдывать такое положение вещей, при котором в течение всего периода повторного рассмотрения дела истец продолжает пользоваться взысканными денежными средствами бесплатно, не подвергаясь предусмотренным ст. 395 ГК РФ мерам гражданско-правовой ответственности.
Таким образом, содержащееся в пункте 59 Постановления Пленума Верховного Суда РФ №7 от 24.03.2016 разъяснение нуждается в дополнительном исследовании.
Равным образом, необходимо дополнительно исследовать и вопрос о судьбе взыскания процентов годовых в ситуации, зеркальной той, которая разобрана в вышеуказанном Постановлении – а именно, когда первоначальное решение о взыскании денежного долга выносится в пользу ответчика, а затем отменяется вышестоящим судом при последующем принятии решения в пользу истца. Будет ли в таком случае ответчик освобожден от уплаты процентов годовых в период действия законной силы судебного акта об отказе в удовлетворении заявленных истцом требований? Судебная практика отвечает на данный вопрос отрицательно (см. Постановление Арбитражного суда Северо-Западного от 23.01.2017 г. по делу А56-22920/2016, Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 14.12.2012 г. №Ф09-10760/12), что, однако ставит вопрос о том, - в чем заключается принципиальное отличие этой ситуации от той, которая разбирается Пленумом ВС РФ.
5. Конкуренция норм материального и процессуального права в контексте института поворота исполнения
В контексте выше озвученной проблемы о соотношении процессуальной и материально-правовой составляющей института поворота исполнения перед судами неоднократно вставал вопрос о конкуренции норм ГК РФ о неосновательном обогащении по отношению к правилам, предусмотренным в ГПК РФ. Речь идет о положении пункта 3 ст.1109 ГК РФ согласно которой не подлежит возмещению в качестве неосновательного обогащения суммы, перечисленные в качестве заработной платы и приравненных к ней платежей, пенсий, пособий, стипендий, возмещения вреда, причиненного жизни и здоровью, алиментов и иных денежных сумм, предоставляемых гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недобросовестности с его стороны и счетной ошибки. Данная норма не в полной мере соответствует части 3 статьи 445 ГПК РФ, согласно которой допускается поворот исполнения решений о взыскании в пользу работника заработной платы, отмененных в апелляционном порядке.
Разрешая соответствующую коллизию суды отдают предпочтения нормам процессуального законодательства, как предусматривающим специальное правило на случай взыскания заработной платы в судебном порядке (см. Определение Верховного Суда РФ от 12.10.2015 N 16-КГ15-22, Определение Верховного Суда РФ от 29.08.2016 N 35-КГ16-16, Определение Верховного Суда РФ от 26.06.2017 г. N 18-КГ17-53). Суды мотивируют свою решение следующим образом: «Выплата Асташову Е.Ю. суммы 1 347 489 руб. 75 коп. произведена ответчиком в порядке исполнения судебного решения по исполнительному листу, то есть в рамках исполнительских правоотношений, а не гражданско-правовых обязательств, в связи с чем положения пункта 3 статьи 1109 Гражданского кодекса Российской Федерации в данном случае не подлежат применению к отношениям, связанным как с исполнением решения суда, так и с поворотом исполнения решения суда» (Определение Верховного Суда РФ от 26.06.2017 г. N 18-КГ17-53).
6. Поворот исполнения и принцип диспозитивности
Является практически значимым и вопрос о том, в какой мере на поворот исполнения судебного акта распространяется принцип диспозитивности, являющийся ключевым для гражданского судопроизводства. Данная проблема является следствием не вполне четкого регулирования относительно того, какое значение имеет для вынесения решения о повороте исполнения воля сторон судебного разбирательства, что обусловлено наличием в процессуальных кодексах двух возможных порядков разрешения вопроса о повороте.
Согласно первому из них, закрепленному в ч.1 ст. 326 АПК РФ, ч.1 ст. 445 ГПК РФ, данный вопрос должен быть разрешен ex officio судом, выносящим новый судебный акт об отмене или изменении первоначально принятого решения. По смыслу закона специальная просьба о повороте со стороны заинтересованного лица не требуется, что исключает действие здесь принципа диспозитивности. Альтернативный вариант, предусмотренный ч.2 ст. 326 АПК РФ, ч.2 ст.445 ГПК РФ (применяется в случае, когда суд, вынесший итоговое решение забыл разрешить вопрос о повороте), напротив, предполагает подачу заявления о повороте заинтересованным лицом в суд первой инстанции. Т.е. соответствующее производство инициируется по воле участника судебного разбирательства, что принципу диспозитивности как раз соответствует. В связи с этим возникает вопрос, может ли лицо, обратившееся с заявлением о повороте, отказаться, руководствуясь вышеназванным принципом гражданского судопроизводства, от соответствующего требования и будет ли такой отказ обязателен для суда по аналогии со ст. 39 ГПК РФ, ст. 49 АПК РФ.
Отвечая на данный вопрос Верховный Суд РФ подчеркивает, что поворот исполнения отмененного судебного акта является обязанностью суда вне зависимости от того, какая процедура для разрешения данного вопроса используется. В частности, отказ лиц, обратившихся с заявлением о повороте в порядке ч.2 ст.445 ГПК РФ от своего заявления, не является основанием для прекращения рассмотрения соответствующего заявления. (см. Определение Верховного Суда РФ от 07.02.2017 N 18-КГ16-192 и связанное с ним Определение Верховного Суда от 12.04.2016 N 18-КГ15-250).
Источники:
1. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 г. №7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств»
2. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ №10680/04 от 02.11.2004
3. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14.12.2010 №3809/07
4. Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21.01.2014 №9040/13
5. Определение Высшего Арбитражного Суда РФ от 28.09.2011 г. № ВАС-12562/11 по делу № А40-172892/09-105-1226
6. Определение Высшего арбитражного суда РФ от 23 ноября 2012 г. №ВАС-11052/09 по делу № А53-3598/2008
7. Определение Верховного Суда РФ от 25.05.2015 г. №305-ЭС15-1030
8. Определение Верховного Суда РФ от 12.10.2015 №16-КГ15-22
9. Определение Верховного Суда РФ от 12.04.2016 N 18-КГ15-250
10. Определение Верховного Суда РФ от 16.05.2016 N 309-ЭС15-19396
11. Определение Верховного Суда РФ от 12.07.2016 г. №30-КГ16-2
12. Определение Верховного Суда РФ от 12.07.2016 г. №30-КГ16-3
13. Определение Верховного Суда РФ от 29.07.2016 №310-КГ16-3264
14. Определение Верховного Суда РФ от 29.08.2016 №35-КГ16-16
15. Определение Верховного Суда РФ от 06.12.2016 г. №305-ЭС16-16006
16. Определение Верховного Суда РФ от 07.02.2017 N 18-КГ16-192
17. Определение Верховного Суда РФ от 26.06.2017 г. N 18-КГ17-53
18. Определение Верховного Суда РФ от 09.04.2018 №306-ЭС15-7380
19. Определение Верховного Суда РФ от 11.05.2018 №307-КГ17-6546
20. Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 20.05.2004 №КГ-А40/3591/04
21. Постановление Федерального арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 04.08.2005 года по делу №А74-4045/04
22. Постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 19.01.2010 по делу №А55-11607/05
23. Постановление Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 24.10.2012 по делу № А73-1400/2012
24. Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 14.12.2012 г. №Ф09-10760/12
25. Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 20.12.2013 г. по делу № А21-4681/2010
26. Постановление Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа от 26.06.2014 г. № Ф03-672/2014 по делу № А51-16673/2013
27. Постановление Арбитражного Суда Московского округа от 20.04.2015 г. по делу N А40-50476/14-87-325
28. Постановление Арбитражного суда Московского округа от 09.11.2016 N Ф05-16072/2016 по делу N А40-252139/2015
29. Постановление Арбитражного суда Московского округа от 25.11.2015 по делу №А40-62797/14
30. Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 27.06.2016 N Ф09-4648/16 по делу N А76-10393/2015
31. Постановление Арбитражного суда Московского округа от 11.08.2016 N Ф05-11231/2016 по делу N А40-182074/15
32. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 23.12.2016 N Ф04-5867/2016 по делу N А46-2704/2016
33. Постановление Арбитражного суда Северо-Западного от 23.01.2017 г. по делу А56-22920/2016
34. Постановления Арбитражного суда Северо-Западного округа от 12.09.2017 N Ф07-8951/2017 по делу N А56-9786/2016
35. Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 17.10.2017 г. №Ф06-24834/2015 по делу № А72-4876/2013
36. Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 02.03.2018 №Ф07-1010/2018 по делу №А56-93507/2015
37. Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 12.03.2018 N Ф07-1318/2018 по делу N А21-3107/2015
38. Постановление Пятого арбитражного апелляционного суда от 11.03.2012 по делу №А51-23940
39. Постановление Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 16.10.2015 по делу №А54-2135/2014
40. Постановление Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 04.04.2016 г. по делу № А64-6874/2012
41. Постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 28.07.2016 по делу N А38-1151/2016
42. Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 16.05.2017 N 13АП-6318/2017 по делу N А56-79786/2016
43. Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.12.2017 N 13АП-25491/2017 по делу N А56-22849/2017
44. Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 26.01.2018 N 13АП-28677/2017 по делу N А56-26319/2017
45. Постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 28.04.2018 N 11АП-3660/2018 по делу N А55-30730/2017
46. Постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 07.05.2018 N 11АП-3640/2018 по делу N А55-30728/2017
47. Постановление Президиума Верховного Суда Карачаево-Черкесской республики от 08 октября 2015 года по иску ООО «КБ «Система» к Хыбыртову К.К.
48. Постановление Президиума Верховного Суда Карачаево-Черкесской республики от 08 октября 2015 года по иску ООО «КБ «Система» к Украинскому Н.Г.
49. Апелляционное определение Ставропольского краевого суда от 27.07.2016 по делу N 33-5311/2016
50. Апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда от 28.07.2016 N 33-13948/2016 по делу N 2-1893/2016
51. Постановление Президиума Оренбургского областного суда от 24.04.2017 №44г-54/2017
52. Апелляционное определение Московского городского суда от 20.11.2017 по делу N 33-47235/2017
