Исполнение решений Европейского суда по правам человека

07 июня 2013 Автор: Белов Сергей Александрович Категория: Процессуальное право

эксперт – доцент кафедры государственного и административного права СПбГУ Белов С.А.

В первую очередь обращает на себя внимание явная диспропорция между количеством гражданских и уголовных дел, пересмотр которых осуществляется в соответствии с вынесенными решениями ЕСПЧ. Среди доступных для анализа судебных решений не было обнаружено ни одного решения по пересмотру судебных актов по гражданским или административным делам – все обнаруженные решения относятся к возобновлению производств по уголовным делам. Очевидно, не последнюю роль играет и регламентированная законом процедура пересмотра: в УПК (ст.415) установлено конкретное полномочие определенного должностного лица (Председателя Верховного Суда РФ) внести соответствующее представление о пересмотре в Президиум Верховного Суда РФ. Отсутствие подобного полномочия в ГПК и АПК вряд ли может быть оправданно особенностями принципов этих судопроизводств и отнесено исключительно к правам заинтересованных лиц – заявителей. Принцип состязательности, хотя и в неодинаковой степени, действует как в гражданском, так и в уголовном судопроизводстве, а в административном он существенно ограничен в части расширения полномочий суда для обеспечения прав граждан – участников процесса. Следовательно, без достаточных для того принципиальных оснований законодатель почему-то не возлагает на должностных лиц обязанности инициировать пересмотр судебных решений на основании решений Европейского Суда по правам человека в гражданском и административном судопроизводстве. 
Получается, что в разных видах судопроизводства складывается совершенно разный порядок и условия пересмотра судебных решений на основании решений Европейского суда по правам человека, что явно не способствует эффективности восстановления прав, нарушение которых выявлено ЕСПЧ.
Регламентированный УПК РФ процесс инициирования пересмотра решений, несмотря на его очевидные преимущества по отношению к гражданскому и административному судопроизводству, к сожалению, также не лишен недостатков. Главным из таких недостатков можно считать проблему сроков инициирования возобновления производства по уголовному делу: ч. 5 ст. 415 УПК предусматривает срок на рассмотрение Президиумом Верховного Суда РФ представления Председателя Верховного Суда РФ (1 месяц), однако не устанавливает срок внесения такого представления Председателем ВС РФ. В результате анализ Постановлений Президиума Верховного Суда РФ за 2012 год показывает, что в среднем с момента вынесения решения ЕСПЧ до рассмотрения дела Президиумом Верховного Суда РФ проходит более 10 месяцев, а в некоторых случаях этот срок превышает 13 месяцев. Даже с учетом 3-х месячного срока на вступление в силу решений ЕСПЧ подобные сроки представляются чрезвычайно затянутыми. Однако и эту проблему вряд ли можно считать главной в части обеспечения исполнения решений ЕСПЧ в части восстановления прав заявителя.
Основной проблемой должно считаться непринятие никаких мер по восстановлению прав заявителей по большинству решений, выносимых ЕСПЧ. Как можно увидеть из многочисленных публикаций в юридической литературе и сообщений в средствах массовой информации, Российская Федерация исправно выплачивает справедливую компенсацию за нарушение прав, которую назначает в своих решениях ЕСПЧ, хотя действующее законодательство не предусматривает обязательности принятия какого-либо формального судебного акта в качестве основания для выплаты такой компенсации. Однако гораздо более важным с точки зрения восстановления прав должно считаться принятие таких мер, которые по существу направлены на изменение ситуации, квалифицированной ЕСПЧ как нарушение прав гражданина.
Во-первых, далеко не по всем решениям ЕСПЧ Председателем ВС РФ вносятся представления в Президиум ВС РФ. Разумеется, часть решений ЕСПЧ действительно не требуют процедуры пересмотра каких-то судебных актов в РФ, однако отсутствие обнародованных решений, в которых обосновывалось бы отсутствие такой необходимости в конкретных делах и вносилась бы определенность в отношении дальнейших юридических последствий решения ЕСПЧ, не обеспечивает общественный контроль, контроль иных государственных органов и Комитета Министров Совета Европы за исполнением решений ЕСПЧ, не говоря уже об отсутствии соответствующей определенности последствий у заявителей, выигравших дело в ЕСПЧ. В некоторых делах Президиум ВС РФ, возобновив уголовное дело в отношении заявителя, приходит к выводу о том, что пересмотр никаких решений не требуется (например, Постановление Президиума ВС РФ от 16.03.2011 № 404-П10). Наличие таких дел предполагает, что именно Президиум Верховного Суда РФ должен принимать решение о необходимости пересмотра. Очевидно, что это требует инициирования соответствующей процедуры в отношении всех дел, по которым ЕСПЧ обнаружил нарушение прав человека, однако это делается далеко не всегда. 
Во-вторых, в ряде дел Верховный Суд РФ фактически отказывается исполнять решение ЕСПЧ. В одном из анализировавшихся решений (упомянутое выше Постановление Президиума ВС РФ от 16.03.2011 № 404-П10) Верховный Суд РФ фактически пересмотрел выводы, сделанные Европейским судом, в отношении того, был ли состав суда, рассматривавший дело заявителя, сформирован в соответствии с законом. В другом решении (№ 302-П10 от того же числа – 16.03.2011) Верховный Суд РФ, возобновив производство и признав вслед за решением ЕСПЧ, что было нарушено право обвиняемого на защиту, прекратил производство по делу по нереабилитирующему основанию – в связи со смертью осужденного. 
Разумеется, с точки зрения конституционных принципов функционирования судебной власти национальные суды, защищенные государственным суверенитетом и принципами осуществления правосудия, должны иметь возможность выбора средств и механизмов исполнения решения международного суда. В частности, они должны иметь возможность оценивать необходимость отмены судебного решения, вынесенного российскими судами. Однако полномочия национальных судов не распространяются на возможность пересмотра тех обстоятельств, которые были установлены ЕСПЧ, в частности на оценку, действительно ли имело место нарушение прав человека, констатированное ЕСПЧ. Любые средства и механизмы, любое усмотрение национальных судов могут использоваться в рамках поиска наиболее эффективного восстановления прав человека. 
Верховный Суд РФ в своих решениях часто воспроизводит следующую формулировку: по смыслу соответствующих норм закона, если права человека были нарушены решением суда Российской Федерации, то отмена этого решения должна быть осуществлена только если в отношении такого решения можно сделать вывод о его незаконности, необоснованности или несправедливости. В то же время нарушения прав человека, констатируемые ЕСПЧ, не всегда связаны именно с такими дефектами судебных актов, принятых в Российской Федерации. Например, решение может быть законным с точки зрения действующего российского законодательства – по крайней мере при его формальном толковании – но при этом нарушать права человека, гарантированные Европейской конвенцией. Решения, предпринимаемые национальными судами в качестве исполнения решения ЕСПЧ, должны быть в любом случае направлены на восстановление прав – с учетом того, какие права и как именно были нарушены. Нарушение права на защиту, например, требует повторного рассмотрения дела с той стадии, на которой было допущено нарушение. Только в таком случае может идти речь об эффективном исполнении решения ЕСПЧ по существу. В целом подобные решения достаточно часто принимаются Президиумом Верховного Суда РФ, (например, Постановление Президиума ВС РФ от 5.09.2012 №135-П12), однако отказы в направлении на повторное рассмотрение ставят вопрос о тех критериях, которыми должны руководствоваться российские суды в выборе средств восстановления прав. Упомянутые выше критерии едва ли могут расцениваться как эффективные, тогда как других критериев в проанализированной судебной практике не выявлено. Не предлагалось таких критериев и в проекте Постановления Пленума Верховного Суда РФ «Об исполнении судами общей юрисдикции постановлений Европейского суда по правам человека», направленном для обсуждения в научные и экспертные учреждения в марте 2013 года.
Решения ЕСПЧ, очевидно, не имеют силы правоприменительных актов, отменяющих решения российских судов – это полномочие сохраняется за национальными судами, однако пределы дискреции в этом вопросе ограничиваются выбором способа и порядка восстановления прав заявителя.
Верховный Суд Республики Саха (Якутия) в решении по делу № 44-г-27 от 10 июня 2010 года пришел к выводу, что констатированное ЕСПЧ нарушение принципа правовой определенности, выразившееся в отмене судом надзорной инстанцией решения суда, вынесенного в пользу заявителей не требует никакого исправления. Такую позицию суда сложно считать обеспечивающей restitutio in integrum в отношении заявителей, поскольку в этом случае требовалось восстановление силы того решения суда, которое было отменено с нарушением принципа правовой определенности. Очевидно, Верховный Суд Республики Саха оценивал содержание решения по существу, однако восстановление прав заявителя на наличие правовой определенности требовало, независимо от правильности с точки зрения материального права пересмотреть решение, нарушающее правовую определенность. В противном случае никакого восстановления в правах не осуществляется, национальные суды тем самым не признают, что решение было вынесено с нарушением прав заявителей, а следовательно, ставят под сомнение итоговый вывод ЕСПЧ.
В-третьих, принятие некоторых решений выглядит скорее формальным исполнением решения ЕСПЧ независимо от того, будут ли эффективными такие меры. Характерен пример с отменой судебных актов о применении мер пресечения (например, Постановление Президиума ВС РФ от 26.12.2012 №183-П12). Другой, не менее характерный пример – Постановление Президиума ВС РФ от 19.01.2011 (№414П10) об отмене решения о выдаче обвиняемого органам государственной власти Таджикистана. С одной стороны, сам факт отмены таких решений имеет важное значение – признание их незаконности. С другой стороны, подобная отмена никак не способствует восстановлению прав заявителя в силу давности исполнения. Эффективность могла бы быть обеспечена рассмотрением вопроса о возмещении вреда, причиненного заявителю нарушением его прав, для чего имеются достаточные основания в действующем законодательстве – положения статей 1070 и 1100 ГК РФ. Однако Верховный Суд РФ обычно исходит из того, что присужденная ЕСЧП справедливая компенсация сама по себе обеспечивает соответствующее возмещение вреда.
В связи с этим возникает более общий вопрос – вопрос о соотношении той компенсации, которую постановляет выплатить заявителю ЕСПЧ, с компенсацией причиненного вреда на основании российского законодательства. Природа компенсации, присуждаемой Европейским судом по правам человека, ни в российском законодательстве, ни в судебной практике, ни в доктрине не определяется. Сам Европейский суд иногда указывает, что размер справедливой компенсации включает в себя те суммы, которые заявитель должен был получить на основании решений российских судов, если бы его права не были нарушены (например, решение ЕСПЧ по делу Давлятханова Д.З. от 23.09.2010 и кассационное определение судебной коллегии по гражданским делам Пермского краевого суда от 10.08.2011 по делу N33-7304). Однако едва ли это может означать, что вопрос о компенсации причиненного вреда решен Европейским судом по правам человека окончательно. Поскольку, как указывалось выше, решения ЕСПЧ не должны рассматриваться как правоприменительные акты, непосредственно действующие в Российской Федерации, вопрос о составе и размерах возмещаемого вреда должен окончательно решаться российским судом исходя из необходимости возмещения вреда, причиненного незаконными действиями или решениями государственных органов и должностных лиц.
Другой важнейшей проблемой в части восстановления прав, нарушение которых констатировано Европейским судом по правам человека, остается проведение надлежащего расследования этих нарушений и применение мер ответственности к должностным лицам, виновным в соответствующих нарушениях.
Во многих случаях само нарушение прав, констатируемое Европейским судом по правам человека, состоит в отсутствии такого расследования. К сожалению, типичной остается ситуация, что расследование, например, обстоятельств гибели или исчезновения людей так и не проводится, что дает в некоторых случаях повод повторного обращения граждан в ЕСПЧ и повторной констатации нарушения права на надлежащее расследование (например, решение ЕСПЧ по делу «Абуева и другие против Российской Федерации» от 2.12.2010). Непроведение надлежащего расследования можно считать главной системной проблемой исполнения решений ЕСПЧ, поскольку, с одной стороны, ЕСПЧ постоянно подчеркивает значение такого расследования, с другой стороны – не только российская практика, но и российское законодательство никак не обеспечивает такое расследование. 
Значение надлежащего расследования в определенной степени расценивается ЕСПЧ как восстановление прав потерпевших, поскольку позволяет выявить конкретных лиц, виновных в нарушении их прав, определить содержание допущенного нарушения. Если речь идет о нарушении права на жизнь, расследование необходимо для получения сведений о судьбе без вести пропавшего лица и получения родственниками сведений об обстоятельствах и причинах гибели их близких. Именно в таком виде расследование обстоятельств нарушения прав человека фигурирует в решениях ЕСПЧ по многочисленной группе так называемых «чеченских дел», где отсутствие надлежащего расследования само по себе оценивается как нарушение прав. В то же время, насколько можно судить по открытым источникам, ни по одному из более чем полутора сотен «чеченских» дел надлежащего расследования так и не было проведено.
Однако расследование обстоятельств нарушения прав человека и выявление виновных лиц значимо не только в таких делах. Расследование имеет чрезвычайно важное значение для предотвращения нарушений прав в будущем, поскольку позволяет определить конкретное виновное лицо, делает ответственность персональной. Исходя из этого, восстановление прав требует проведения надлежащего расследования всех ситуаций, в которых было констатировано нарушение прав человека, чего в Российской Федерации не обеспечивается.
Положения российского законодательства не требуют обязательного проведения проверки по фактам нарушения прав и свобод, выявленным в решениях ЕСПЧ. Статья 415 УПК предусматривает лишь возобновление производства по уголовному делу на стадии судебного разбирательства и не предусматривает возможность направления материалов в органы дознания и следствия для принятия решения о виновности конкретных должностных в допущенных нарушениях.
Абсолютно правильной и безусловно эффективной, но к сожалению лишенной достаточных оснований в действующем законодательстве мерой восстановления нарушенных прав может считаться требование, сформулированное Президиумом Верховного Суда РФ в Постановлении от 21.12.2011 №383П11, об обязании уполномоченных должностных лиц устранить нарушения, допущенные в связи неправомерным отказом в возбуждении уголовного дела. 
Не предусматривает российское законодательство и обязательного проведения расследования для принятия решения о привлечении к дисциплинарной или административной ответственности должностных лиц, что также не позволяет обеспечить эффективность восстановления прав, нарушение которых констатировано в решении Европейского суда по правам человека.

Прочитано 1983 раз
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии
Вы здесь: Главная Юриспруденция Процессуальное право Исполнение решений Европейского суда по правам человека